– Как же иначе. Истинные боги Аквилонии на нашей стороне.
С нарочитой небрежностью Конан направил лошадь в самую гущу толпы, навстречу основному движению, рассекая, точно нож масло, плотную человеческую массу, кричащую, дурно пахнущую, упругим потоком вливающуюся в ворота, чтобы растечься потом тысячью ручейков по узким мощеным улочкам древнего города. Отряд потянулся вслед за предводителем. Толпа отхлынула от вооруженных всадников, но с боков напирали другие. Началось столпотворение. Истошно завопила какая-то женщина… Низкорослый бородатый стражник у стены возмущенно закричал, тряся алебардой:
– Эй, куда вас Нергал понес, болваны?! Что, объехать трудно было?
Киммериец обернулся на крик. Не в его обычае было вступать в перебранки со стражей – уважающему себя воину не пристало орать, подобно торговке рыбой на базаре, но кровь его забурлила, и он мрачно посмотрел на аквилонца.
– Заткнись, пес! Я всегда еду туда, куда пожелаю, и не тебе указывать мне дорогу! Заткнись, пока я не укоротил твой поганый язык!
Пожилой вояка отступил, ругаясь и бормоча под нос проклятия. Конечно, он не так глуп, чтобы связываться с наемниками шамарского принца. Пусть их Зандра несет хоть в самую преисполню! Но он запомнит, как дерзко ведут себя эти шамарские волки, и доложит начальнику караула…
Выбравшись из толчеи, отряд свернул на северо-западный тракт и поскакал во весь опор. Копыта звучно чавкали по размытой дождями глине, и брызги летели во все стороны, так что случайные прохожие робко жались к обочине и провожали всадников негодующими взглядами и тихими ругательствами. Однако ни один не был настолько неосмотрителен, чтобы высказать свое недовольство вслух.
На развилке дорог всадники остановились. К Конану неспешно подъехал один из наемников – черты лица и коренастая фигура выдавали в нем уроженца Гандерланда. Это был Бернан, только вчера вставший с постели и напросившийся в поход со всеми. Видно было, что ему не по себе – крупные капли пота стекали по изможденному лицу, беднягу бил озноб, и лихорадочный взгляд блуждал из стороны в сторону. Он неуверенным движением отстегнул притороченный к седлу бурдюк с вином и сделал большой глоток.
Киммериец обернулся и, прищурясь, посмотрел на вояку. Тот поперхнулся и суетливо повесил кожаный мешок с драгоценной влагой на место.
– Извини, капитан! В горле пересохло. Помню, что не велишь хлебать брагу перед боем. Но это всего один глоток. Ты же знаешь, он мне не повредит, зато рука будет тверда…
Он не договорил – Конан с размаху влепил ему затрещину.
– Ты плохо запомнил, Бернан, мои слова! Но учти, больше повторять не буду! Видно, ты слишком долго валялся на постели, и Митра иссушил тебе мозги! Посмотри на себя – еле держишься в седле, а все туда же – лакать вино! Сам напросился с нами, а раз так – спрос как со всех! Если ремесло воина тяжело для тебя – ступай на большую дорогу!
Гандер побледнел.
– Что ты, Конан! Клянусь, я не хотел ничего дурного! Просто я еще слаб. В седле трудно сидеть. Но больше это не повторится, клянусь небом. Не прогоняй меня. Куда я один… Вон и раны еще не зажили до конца.
Но варвар уже не смотрел на него, развернув коня к солдатам.
– Слушайте меня!
Все притихли. Казалось, даже скакуны старались сдерживать храп и ржание.
– Нам заплатили пятьсот аквилонских золотых за работу! Это неплохие деньги, но риск велик! В восьмидесяти лигах отсюда лежит поместье Тиберия. Он подло предал своего короля, Вилера Аквилонского, и продался силам Тьмы, вместе с такими же шакалами из тарантийской цитадели. Они хотят свергнуть законную власть и посадить на трон шамарца Валерия! Мы должны выжечь дотла это змеиное гнездо. Но зря не убивать! Всех, кто сдастся без боя – брать в плен! Клянусь Кромом, мне претит работа королевского стражника, но бунтовщики опасны, и им помогают демоны. Этим столичным слюнтяям, – он презрительно кивнул в сторону Тарантии, – они не по зубам. Пока еще не поздно передумать и повернуть назад. Решайте! Тот, кто останется, сейчас же получит расчет и может быть свободным. Все остальные за мной, в Амилию!
Он пришпорил коня. Скакун заржал, взвился на дыбы и, взрыв землю, помчался вперед. Никто не остался – все десять всадников пустили лошадей в галоп за своим командиром.
Бернан скакал последним. И если бы кто-нибудь удосужился обернуться, то поразился бы зловещей улыбке, неожиданно расцветшей на исхудавшем лице бывшего разбойника…
